рус eng de fr it el
Церковно-археологический кабинет. Московская Православная Духовная академия

22 февраля 2015 г.

Персона

Куликов Афанасий Ефремович (1884 - 1949)

(11 января 1884, д. Исаково, Малоярославецкий уезд, Калужская губерния — 15 марта 1949, г. Малоярославец, Калужская область) 

11.01.1884 — 15.03.1949

русский исторический, портретный и жанровый живописец, график, иллюстратор,  иконописец, художник-монументалист.

Афанасий Ефремович Куликов (11.01.1884, д. Исаково, Малоярославецкий уезд, Калужская губерния — 15.03.1949, г. Малоярославец, Калужская область) — русский живописец, график, иллюстратор, художник театра, монументалист. Создатель школы советского лубка. Член союза художников первого состава.

А.Ф.Куликов родился в 1884 году в д. Исаково Калужской губернии, в бедной крестьянской семье.

Отец — Ефрем Климов (бедный крестьянин, играл на гармонике, чинил часы, читал по усопшим Псалтырь), мать — Мария Матвеева (слыла по деревням «повитухой и знахаркой»).

С 12 лет работал учеником на ткацкой фабрике в Москве, затем в магазине купца Мясникова на Остоженке и в иконописной мастерской в Марьиной Роще.

В 1903 году посещал художественную студию А. П. Большакова.

В 1906—1912 обучался в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Его учителями были такие известные художники как А. М. Корин, В. А. Серов, А. Е. Архипов.

В 1915 году приезжает в г. Малоярославец, где и поселяется вместе с семьей.

В 1917 году призван в армию, рядовым в пехотный полк. Несмотря на службу в армии, в 1917 году в журнале «Путь освобождения» публикует свои первые лубки. Культотдел Московского Совета солдатских депутатов выпускает серию цветных литографий А. Е. Куликова. Он участвует в выставке объединения «Мир искусства».

В 1918 году Афанасий Ефремович демобилизуется и устраивается на работу в Московский пролеткульт оформителем агитвагонов.

В начале 1920-х годов оформляется в Малоярославецкий уездный отдел народного образования, где работает в школе II ступени, а также театральным художником и даже актёром в железнодорожном нардоме.

В 1920—1930-х годах выполняет по заказу Госиздата лубки, календарные стенки, а также иллюстрирует детские книжки, расписывает подносы, шкатулки, лаковую миниатюру для Музея кустарно-художественной промышленности.

В 1926 году, участвует в выставке Ассоциации художников революционной России в Москве. Являлся членом обществ «Жар-Цвет» (1928—1929), ССХ (1931), МОССХ (1932).

С 1930 года член Союза советских художников. Принимает участие в работе над диорамой «Бой у Чонгарского моста» — частью панорамы «Штурм Перекопа», совместно с художниками студии М. Б. Грекова.

Оформлял павильон «Москва» на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке 1939 года.

Во время Великой Отечественной войны, пишет картину «Город занят немцами», которую приобретает Третьяковская галерея для Всесоюзной выставки художников.

После войны, увлекается исторической живописью, исполняет большой графический цикл на темы русского фольклора. Автор ряда станковых картины на исторические темы: «Александр Невский» (1949) и др. В 1947 году по госзаказу поновлял росписи Елоховского собора.

Скончался в 1949 году в г. Малоярославце Калужской области.

Образование:

- московская иконописная школа (1903—1906 гг.);

- московское училище живописи, ваяния и зодчества (1906—1913 гг.)

 

Выставки:

произведения Куликова экспонировались в Москве, Ленинграде, Калуге, Малоярославце, Обнинске, а также за рубежом (в Париже, Кельне, Монце-Милано).

Интересные факты:

картины А. Е. Куликова приобретены Третьяковской галереей и рядом музеев страны;

в 1978 году появился каталог персональной выставки А. Е. Куликова в Москве

 

Литература:

- Хромов О. Афанасий Куликов. — М., 2000

Куликов Афанасий Ефремович (1884-1949) — русский советский художник.

  Дом его стоит по-прежнему на тихой старой улочке Малоярославца выглядывает из сиреневого палисада тремя уютными, посаженными близко друг к другу окошками. А войдешь в калитку, сделаешь несколько шагов — и на левой торцевой стороне избы увидишь еще оконце (с улицы его не приметить) в резном расписном обрамлении Солнце, звезды, месяц образуют незамысловатый орнамент Синий, красный, желтый — чистые цвета простой раскраски…

    Тепло станет на душе, и невольно улыбнешься задумке хозяина — спрятал окошко от суетливых взглядов прохожих. И то правда, скользнут по фасаду один раз другой, десятый и привыкнут глаза к затейливой резьбе, примелькается она. А тут каждый раз чудо. Может, строитель и хозяин дома художник Афанасий Куликов не думал об этом. Но факт остается фактом—это-то оконце лучше всех объяснений подскажет чувству. что жил здесь художник необыкновенный. Обаяние и своеобразие его творчества открываешь для себя так же неожиданно, как это оконце, когда знакомишься с праздничным ярким миром его лубков. 

        Имя Афанасия Куликова нельзя назвать новым. Художник был известен в 30—40-х годах работами на исторические темы. Так, выполненная им вместе с Г. Н. Гореловым диорама «Бой у Чонгарского моста» стала частью живописной эпопеи «Штурм Перекопа». Над воссозданием героических событий по овладению Перекопом А. Е. Куликов работал рука об руку с такими известными советскими мастерами, как Г. К. СавицкийБ. В. ИогансонВ. П. Ефанов,П. П. Соколов-Скаля и другими. Имя Куликова в этот период было известно и связано в основном с работой в больших коллективах над картинами исторического жанра. И все-таки мы говорим об открытии. Об открытии, быть может, самой яркой и самобытной стороны творчества этого художника, которая связана с созданием русского советского лубка.

С первых дней Октября сын крестьянина-бедняка Афанасий Куликов стал пропагандировать мероприятия революционного правительства. В архиве художника чудом сохранился уникальный журнал «Путь освобождения», издание культурно — просветительного отдела Московского Совета Солдатских Депутатов. Редакционная коллегия журнала сразу же объявила, что «постарается привлечь в ряды своих сотрудников тех публицистов, художников и писателей из народа, которым старый режим не давал возможности обнаружить свои таланты». Среди сотрудников этого издания названы такие имена, как В. Брюсов, А: Бенуа, М. Горький. И. Грабарь. К. Коровин, П. Кончаловский, К. Петров-Водкин, А.Толстой, С. Эрьзя и другие. А в одном из номеров, где помещены лубки «Крещение революцией» и «Городская картинка», автор их — художник А.Куликов — назван солдатом. Дело в том, что в 1917 году его, рядового пехотного полка, стоявшего в Москве, отозвали для работы в художественной секции культотдела Московского Совета Солдатских Депутатов. Его творчество сразу заметили и оценили известные московские художники. В это время им созданы сразу ставшие популярными лубки «Горе земли-матери», «Рекрутская песня», «Кто забыл свой долг перед Родиной», «Бедный Макар». Листы Куликова наглядно показывали, что нес народу самодержавный строй, как налаживается новая жизнь после свержения царизма. Выдержанные в стиле народных картинок, выполненные по собственному определению художника. «манерой, свойственной мне с детства и отвечающей моему настроению». лубки были понятны и близки солдату, рабочему и крестьянину. И настроение художника совпадало с настроем всего трудящегося народа. Бой, праздник и труд — энергичные ритмы времени четко и органично влились в многоярусные композиции ярких «настенных картин».

Тексты подписей Афанасий Куликов сочинял сам.

Мы с тобой родные братья:
Я — рабочий, ты—мужик.
Наши крепкие объятья —
Смерть и гибель для владык.

Художник понимал, что вдохнуть жизнь, новые идеи в лубочное искусство закончившее свою славную историю ещё в 18-м веке, можно было лишь открыв новый подход к популярной некогда старинной печатной картинке. И художник находит его, обратившись к народному творчеству, к знакомым с детства, ставшим частью индивидуального почерка приемам, к представлениям о прекрасном, сложившимся в многовековой народной традиции. Он оказался на верном пути и быстрыми темпами стал совершенствовать свое мастерство.

Талант, выдумка, острая наблюдательность. точный, виртуозный, уверенный рисунок, музыкальность линии и композиции, неожиданность, изобретательность сюжетов, искренность и неподдельная праздничность мироощущения. чуткость ко всему свежему — все это сделало лубочные картины Афанасия Куликова подлинными произведениями искусства, необходимыми народу предметами, украшавшими быт простого человека. Его «картинки» сразу же уходили в народ. Малограмотный крестьянин. тянувшийся к новому, вез домой из города картинку, на которой все действующие лица вроде бы давным-давно ему знакомы: «Чем черт не шутит, когда бог спит». Вешал ее в «красном» углу, рядом с иконами. Неторопливо рассмотрев картинку, он видел: солдаты стреляют друг в друга и умирают, а купцы в кабаках пьянствуют; буржуи прогуливаются с приятными дамами по проспекту, играют на скачках; на биржах столпились безработные; на глухой лесной дороге разбойники грабят мужика с подводой. А в это время помазанник божий восседает на троне; рядом поп и жандарм; подданные согнулись в три погибели в поклоне, а в ногах знаменитый «институт» самодержавия— тюрьма. Это когда бог спит. А когда бог проснется… Здесь художник изобразил народное вече. Под плакатом, на котором начертано «Свобода», мужики собрались, толкуют о новой жизни Подпись гласит: «Не любо—не слушай, а правду говорить не мешай». На тучных нивах пасутся стада, плотники отделывают новые избы, нарядные девицы водят хороводы…

Покупал крестьянин и лубок-частушку:

Нет теперь такой кручины.

Чтобы слепнуть от лучины.

Сядь за пряжей-выческой

С лампой электрической

Лубки Афанасия Куликова рассказывают о всех мероприятиях Советской власти—с первых декретов о мире и земле, разъясняя политику партии и правительства в деревне. Лубок призывает: «Всей школой освободимся от грязи!». Агитирует за займы: «Лишний рубль на займы, даешь трактор и комбайны!». Разоблачает кулака, призывает крестьянина к вступлению в колхоз: «Егор да Лука! Добивай кулака— займом, колхозом, красным обозом!».

В работах Афанасия Куликова мы находим все приметы времени, «злободневные» детали, подробности—детекторный приемник и трактор, красный платок и обмотки… И в то же время ярмарку, карусель, народный костюм, традиционные для миниатюры большие фантастические цветы, раскрашенные звучными красками, сказочную архитектуру. И все это гармонично уживается друг с другом. И еще одно достоинство листов Куликова в том, что они очаровывают особым крестьянским взглядом на окружающий художника мир. Хотя Афанасий Куликов учился в московском Училище живописи, ваяния и зодчества, жил и работал в городе Малоярославце, его пристрастия, вкусы да и сам жизненный уклад—деревенское хозяйство, большая семья (семеро детей)— все было связано с крестьянством.

Художник с полным правом мог бы сказать о себе словами Сергея Есенина: «Все равно остался я поэтом золотой бревенчатой избы»

В УЧЕНИИ

«Мне было двенадцать лет, но я еще не освободился от детского представления о жизни в городе. Рассматривая этикетки мануфактурной фирмы, где был изображен весь вид фабрики «с птичьего полета», я узнавал в каждой фигурке идущих и едущих людей — своих земляков, и брата своего находил, и верил, что это именно они нарисованы. И этот ярлык с многоэтажным корпусом, с дымящими трубами, с подписью и золотыми медалями, от которого исходил незнакомый запах, ддезнил мое воображение. Теперь я скоро буду в этом городе, буду жить в этих высоких корпусах, ходить по этим прямым дорогам. Выйду в люди».

(Афанасий КУЛИКОВ.  Из воспоминаний детства).

Ныла спина, занемели пальцы правой руки. В который раз подряд «Фонька» (так «ласково» величал Афанасия хозяин) копировал с образов различные части лица — нос, глаз, ухо. Устанешь за день на побегушках у хозяина, а вечером перерисовывай одно и то же: нос, глаз, ухо.

Он обнаружил способности и меньше других ребят, поступивших в учение в иконописно-парницкую мастерскую, получал подзатыльников. Меньше ошибался. А за каждый неверный штрих здесь били. Однако и способности не спасали Афанасия от регулярной, два раза в неделю, порки ремнем «по всем правилам этого симпатичного дела». Для порядка.

Перед сном пареньку вспоминались все незаслуженные обиды, скопившиеся за день, хотелось пожаловаться кому-нибудь родному, близкому. В такие минуты в памяти вставали мать, отец, сестры. Он закрывал глаза и старался представить что-нибудь хорошее из той, деревенской, своей жизни. И вспоминалось прошлое лето.

Приехал домой из Москвы повзрослевший и похудевший. Мать всплеснула руками: «Замучили парня в учении!»

Опять выдался урожайный год. В уездном городе Малоярославце, что расположился неподалеку от родной Исаковки. вишен была тьма, с урожаем не могли справиться. Все жители окрестных деревень отправлялись на подмогу. С песнями. Казалось, что весь город поет от зари до зари. Подводы, наполненные знаменитой «владимировской», шли в Москву нескончаемым потоком…

Этим летом Афанасий повстречал Ксюшу. До этого в деревне он ее не видел. Оказалось, она недавно приехала с родителями из Ростова. Девочка стояла на крыльце соседнего дома, когда он проходил мимо. В руках у нее была большая красивая кукла, такие покупали в городе. Афанасий засмотрелся. Она тоже посмотрела на него, и ее глаза расцвели на румяном лице, как полевые цветы. Такой ее и запомнил будущий художник и полюбил на всю жизнь…

Афанасий успешно и быстро освоил все премудрости писания «студеней», то есть ликов, рук и ног—все остальное закрывалось ризой. Его перевели в помощь мастерам: он растирал краски, готовил грунт, исполнял различные подготовительные работы. Юноша старался перенять все секреты мастерства и очень в этом преуспел.

Надо сказать, что на общем довольно среднем, ремесленном, фоне тогдашнего производства икон все-таки попадались редкие иконописцы, сохранившие лучшие традиции прошлого, благогоеейное и бережное отношение не только к тому, что изображается, но и к материалу: доске, левкасу, краскам. Работал такой живописец и в мастерской, где проходил «живописную школу» Куликов.

Горелки.   Поднос.

Старый мастер учил, что растирать земляную «красочку» (он неизменно называл краску «красочкой») нужно обязательно пальцем, а не металлическим предметом, чтобы самому почувствовать. хорошо ли она измельчена. И обязательно в деревянной плошке—для того, чтобы грубые частички застревали в порах дерева и оставался только тонкий, как пыльца, порошок. Его-то и нужно было разводить родниковой (именной родниковой) водой и отстаивать в стеклянной посудине три дня. Говорил мастер и о том, что свинцовые белила, например, ни в какой другой, кроме родниковой, воде не растворишь и что цинковые белила дают особую чистоту и прозрачность цвета по сравнению со свинцовыми.

Народное гулянье.   Поднос.

Афанасий старательно запоминал и закреплял на практике все тонкости искусства, преподанные ему иконописцем. Все это впоследствии очень пригодилось ему. В тяжелые послереволюционные годы, во время гражданской войны и восстановительного периода страна нуждалась в самом насущном. Трудно было и с бумагой и с красками. Между тем лубки Куликова, выполненные им в то время на плохой, серой, ломкой бумаге, и сейчас удивляют звонкостью, чистотой и яркостью раскраски. Оказывается, писал их художник собственноручно изготовленными красками, секреты приготовления которых запомнил еще с ученичества.

ПОХВАЛА СЕРОВА

«В 1905 году призывался в солдаты, но был оставлен на год — «на поправку». Учился в московском Училище живописи, ваяния и зодчества под руководством художников: в головном классе — Корина и Горского, в фигурном — Касаткина и Милорадовича, в натурном — Архипова и Пастернака, в портретном — Серова и Коровина. За некоторые эскизы получал похвалы. «Из грязи да в князи». Ходил — земли под собой не чуял. Но как «бедному женить ся — ночь коротка», так и учиться — некогда. Деревня требовала подачки. Давал 10—15 рублей в месяц, и сам у себя был на шее.

Мечтал научиться работать так, как Серов…»

(Афанасий КУЛИКОВ ..Автобиография»),

Пролетели пять лет учебы в иконописной мастерской. Куликов стал мастером. Теперь все именовали его не «Фонькой». а уважительно — Афанасием Ефремовичем. Сам хозяин, отмечая его таланты, предложил работу и хороший заработок. Но неугасимое стремление к настоящему искусству, желание серьезно учиться живописи и рисунку привели Куликова сначала в студию А. П. Большакова, а потом в Училище живописи.

Обстановка в Училище после подавления революции 1905 года сложилась непростая—декадентские и формалистические течения соседствовали с реалистическими. Отзвуки самого мрачного времени в истории русской интеллигенции проникали и в стены Училища.

Яростные споры между различными группировками и течениями о судьбах русского искусства не всегда рождали истину. И все-таки Училище было средоточием лучших представителей русской живописной школы того времени, которые последовательно отстаивали демократические традиции в искусстве.

Афанасий Куликов начал занятия с одержимостью человека, увидевшего наконец реальный путь к осуществлению своей мечты. И работал тоже одержимо, чтобы обеспечить себе возможность учиться и регулярно посылать деньги в деревню родным, которые в его помощи крайне нуждались. Зарабатывал на хлеб Куликов весьма нелегким трудом в стенолазной мастерской по росписи церквей. Так что тратить время на участие в крикливых сборищах ультралевых живописцев, которые выдвигали расплывчатые программы якобы нового, «революционного», искусства, он не мог и не хотел. Афанасий Куликов четко сознавал, что ему нужно еще очень многому научиться: у Архипова, близкого ему крестьянскими темами,— поэзии русского национального пейзажа, у Серова и Коровина — силе реализма и глубине психологического проникновения в сущность человека.

Афанасию повезло. После трех лет пребывания в Училище он попал в класс к Серову. Куликов успешно осваивал живописные принципы маститого художника. Эскиз, на котором он изобразил зимнюю, в глубоких сугробах улицу провинциального городка, вызвал горячее одобрение учителя. На обороте холста Серов размашисто написал: «Похвала»— и расписался. Об успехах студента Куликова в те годы говорят и другие его работы — «Этюд женской головы», портрет И. И. Кузьминой.

В 1912 году Афанасий Куликов вышел из портретного класса с правом писать картину на звание художника, но от выполнения ее уклонился. Впоследствии он напишет в своей автобиографии: «Я понимал, что картину надо писать, именно картину. Я не написал, считая себя не созревшим для столь великого дела, к диплому же относился отрицательно. В это время я поразился живописным мастерством Рубенса. Тициана. Ван-Дейка, а фрески ярославских церквей привели меня в восторг, равный пережитому в детстве при создании расписных дуг, подносов, пряников. чайников, цветастых ярких ситцев и всей, тогда неизъяснимой, прелести родных праздников». Это признание художника проливает свет не только на его личность, требовательную к себе и удивительно скромную, но во многом подсказывает отгадку того, почему же Афанасий Куликов, твердо усвоивший традиции Серова и готовый продолжать их, направил свое творчество по другому пути, на котором ему суждено было сказать новое слово.

Безусловно, обращение Афанасия Куликова к лубку произошло не вдруг. Дух поиска, которым была пропитана вся атмосфера, окружающая студента Куликова в Училище, смутная неудовлетворенность достигнутым заставляли его разведывать новые пути. Отторгнув декадентские направления, как органически чуждые ему, он обратился к народным истокам, предчувствуя, что именно здесь его стихия. Он мечтал о таких формах живописной выразительности, которые бы объединили высокий изобразительный профессионализм и народные приемы изображения окружающего мира. Недаром в приведенном отрывке из автобиографии Куликов поставил рядом, как равноценные и необыкновенно важные для него, работы РубенсаТициана, Ван-Дейка и фрески ярославских церквей, которые, кстати, отличались демократизмом и яркой декоративной красочностью, свойственными народному творчеству.

В МАЛОЯРОСЛАВЦЕ

«В 1917 году попал на военную службу (как ратник II разряда) в пехотный, полк рядовым…

В том же 1917 году я впервые участвовал на выставке объединения «Мир искусства». показав четыре вещи: «Слепые около чайной», «Гармонисты в трактире», «У святого колодца», «Беседа около деревенского трактира».

В 1918 году был демобилизован и работал в московском «Пролеткульте» по росписи вагонов. Затем уехал на родину в Малоярославец, где поступил на службу в Уездный Отдел Народного образования. Работал в школе 2-й и в Желнардоме—декоратором и актером.

Жатва.  Лубок.

С 1921 года стал рисовать лубки для Госиздата и выполнять образцы росписи для московского Кустарного музея (Музей народного искусства.— Прим. ред.). С 1921 по 1923 год Госиздатом приобретены у меня лубки: «День работу работаем» (песня), «Я, милешеиек. у матушки родился» (песня), «Частушки» (несколько картинок на одном листе), «Русский на острове Новая Гвинея» (Миклухо-Маклай), «Два козла» (сказка Л. Толстого), а также календарные стенки и иллюстрации для детских книг…

Кащей.   Лубок.

В 1930 году вступил в члены Союза советских художников».

(Афанасий КУЛИКОВ •Автобиография»). |

Призыв Степана Разина к голытьбе.

За окном быстро сгущались ранние зимние сумерки. Афанасий Ефремович склонился над простой ученической тетрадью. Писал он по привычке экономно, мелким бисерным почерком в каждую клетку. Делал выписки из книг, аккуратно разложенных на столе. В последнее время художника особенно привлекали фигура Степана Разина и вся эпоха восстания. Он собирал материалы из редких источников, особенно выделяя сказания, песни, былины о легендарном народном предводителе. В 1929 году он сделал лубок «Призыв Степана Разина к голытьбе» и понял, что на этом не остановится.

Друзья, художники хвалили его работу по общему мнению, особенно выразительно получилась «голытьба». Некоторые коллеги из Москвы удивлялись: где он мог раздобыть такие «типажи»? Куликов скромно улыбался и отвечал:

— Живу почти в деревне, среди своих односельчан Там я своих героев и подсмотрел…

Художник отложил ручку, в доме бы ло тихо, только из столовой доносились приглушенные детские голоса. Дети знали, когда отец занимается, нельзя его отвлекать, и поэтому вели себя тихо Афанасий Ефремович вышел из мастерской и заглянул в столовую. За большим столом, где обычно обедала вся семья, по вечерам ребята готовили уроки. И сегодня тоже все были в сборе — три дочери, четыре сына и два племянника (они на время учебы жили у Куликовых). Ребята читали и писали. Он засмотрелся на их милые русоволосые головки, освещенные светом керосиновой лампы, стоящей в центре стола. Помедлив минуту на пороге, Куликов неслышными шагами, чтобы не выдать своего присутствия, удалился… (На картине «Семья художника», 1929 год, Афанасий Ефремович с большим теплом запечатлел эту домашнюю сценку.)

Вскоре детей уложили спать. Теперь только из комнаты Ксении Трифоновны доносился сухой стук швейной машинки. Она перешивала одежонку старших детей для младших. Ее ловкие руки постоянно что-то шили, штопали, латали. С большой семьей было очень трудно.

В этот поздний час, слушая мерный стук за стеной, художник испытывал особую нежность к жене и какое-то невольное чувство вины. Она всегда брала на себя большую часть забот по хозяйству, о детях, чтобы дать ему возможность спокойно работать. Он замечал, что не раз ее глаза делались грустными и вопрошающими, когда кто-нибудь из приезжих художников, которые часто гостили в их доме, повосхищавшись «крестьянским укладом жизни», большим садом, огородом, усадьбой, удивлялись, что у Афанасия, члена Союза художников СССР, участника всесоюзных и международных выставок, нет приличного костюма да и условия для работы оставляют желать лучшего. Видел он иногда и укоризненное выражение в ее глазах и был благодарен за то. что она умела смолчать, понимала его и верила, что трудности они постепенно преодолеют.

В 30—40-е годы художник очень много работал в разных жанрах. Кроме лубков и книжной графики, успешно выступал в миниатюре—росписи шкатулок, пластин, подносов. Эти вещи красивы, колоритны и отличаются тонким вкусом. Недаром на Всемирной выставке в Париже Куликов получил за эскизы своих росписей золотую и бронзовую медали. Много прекрасных образов создал художник для музея кустарных работ. По ним учились и учатся по сей день народные мастера. Успех росписей подносов и шкатулок, выполненных Афанасием Кулаковым, объяснялся не только его виртуозным мастерством, но и особым качеством — он относился к произведению искусства как к вещи, а в вещи видел произведение искусства. Поэтому все, что выходило из его рук, приживалось и служило человеку в быту так же естественно, как ковш для питья. Даже такая недолговечная и утилитарная, казалось бы, вещь, как календарная стенка, имела художественную ценность.

Куликов в это время постоянно выступает на Всесоюзных выставках Союза художников. В 1932 году на выставке «Художники РСФСР за 15 лет» он представляет наряду с эскизами росписей предметов прикладного искусства картину «Бездорожье», которая явилась началом серии работ на темы гражданской войны и истории Советской Армии. Для выставки «XX лет РККА» он пишет большую картину «М. В. Фрунзе в штабе». Другой значительной композицией Куликова на тему гражданской войны стала картина «Чапаев в деревне».

Много сил отдает художник работе по созданию исторических диорам и панорам совместно с известными советскими мастерами. Безусловная удача на этом поприще — упоминавшаяся уже диорама «Бой у Чонгарского моста». Диорама изображала момент боя 11 ноября 1920 года, когда части Красной Армии под огнем врангелевцев наводили переправу на обгоревших сваях старого Чонгарского моста, сожженного белыми. и одновременно вели бой с врагом. За эту работу Куликову была присуждена премия комитета по делам искусств СНК СССР

«ЗАКОНЧУ ПО ДОГОВОРУ ДЛЯ СОЮЗА ХУДОЖНИКОВ СССР…»

Война постучалась в двери мирного дома Куликовых. Трое сыновей отправились на финский фронт. Покидая родной кров, посадили в саду березки.

Одну из них в сорок первом уничтожил прямым попаданием фашистский снаряд. Воронку засыпать не стали. Постепенно она заросла кустарником. Ниже располагается живописный овраг, на дне которого бежит ручей, а в зарослях по склонам весной поют соловьи. Теперь на этом месте сыновья Куликова поставили скамейку. Приходят сюда отдохнуть, поговорить. И каждый раз воспоминания невольно уносят в те грозные времена, когда им пришлось покинуть родной очаг…

Проводила Ксения Трифоновна своих сыновей, и тревога навсегда поселилась в материнском сердце. Мать как бы и верит и не верит тому, что произошло. Неловко присела она на стул, одной рукой как-то беспомощно оперлась на край сиденья. Ее руки, натруженные, добрые, сильные, столько раз спасали детей от болезней, утирали слезы детских обид и страхов. Теперь они не в силах отвести беду. Теперь ее мальчики подросли и ушли на войну. Женщина наклонила голову, грустно смотрит перед собой ничего не видящими глазами. Такой запечатлел ее на портрете Афанасий Ефремович в 1939 году. Эта работа и сейчас висит в мастерской художника в малоярославецком доме.

Мог ли предположить художник, работая над портретом жены, быстро нанося на холст мазки, выражая в сдержанных, скупых по колориту красках свою отцовскую тревогу за судьбы сыновей, что всего через два года фашистские орды обрушатся на советскую землю, что в его дом придут оккупанты?!

…В октябре 1941-го в сводках Совин-формбюро впервые появилось сообщение о Малоярославецком направлении. Снова, как и в Отечественную войну 1812 года, через старинный, овеянный немеркнущей русской славой городок пролегли грозные военные дороги

Отборные фашистские войска группы-«Центр» бешено рвались к Москве. 18 октября 1942 года после длительных упорных боев Малоярославец был оставлен…

Куликов эвакуироваться не успел: надо было вывозить картины, рисунки, эскизы, коллекцию деревянной народной игрушки, книги. Положение усложнилось еще и тем, что Афанасий Ефремович почувствовал приступы жестокой язвенной болезни. Но мысль, что все его работы могут достаться врагу, была страшнее физической боли. Превозмогая страдания, художник с помощью жены и дочери начет мастерить в погребе вторые стены, за которыми прятали, картины. Он торопился, ведь надо было перевести женщин в какое-нибудь безопасное место. Многие рисунки, лубки, графику пришлось просто зарыть в землю. Деревянную игрушку» спрятать не успели. Коллекцию, которую художник собирал всю жизнь, разграбили фашисты, обосновавшиеся в его доме.

Куликов переправил дочь с грудным ребенком на руках и жену старшего брата—тоже с ребенком — в родную деревню Исаково. Там, ему казалось, они будут в безопасности. Потом больной, поддерживаемый женой, пешком пришел туда и сам. Он не знал. что в районе деревни завяжутся ожесточенные бои и они все окажутся в оккупации.

Однажды утром в дверь избы резко постучали. Больной художник вышел в сени, слабеющими рукам, отпер дверь. На пороге возник фашист с парабеллумом в руке. Какие-то доли секунды они стояли друг против друга, словно изучая и оценивая ситуацию. Чужое, самоуверенное лицо врага. Чужие. жестокие глаза—такой не пожалеет ни женщин, ни детей. Но все же Куликов заметил даже в этих глазах настороженность и беспокойство.

Осунувшийся, с подкашивающимися от слабости ногами, седой старик в одежде русского крестьянина не мог, конечно, быть серьезным препятствием на пути фашиста. Но в доме могли укрыться партизаны. Партизан этот уверенный молодой гитлеровец боялся.

Заминка длилась секунду. Оттолкнув художника к стене, фашист шагнул через порог и сделал знак рукой. Тотчас из-за его спины показались солдаты и, как серые мыши, рассыпались по комнатам. Партизан в избе не оказалось. Второпях похватали со стола все съестное (женщины как раз собрали завтрак), на ходу рассовали по карманам ватрушки, яйца, яблоки…

Позже Афанасий Ефремович запечатлел этот драматический момент, в лаконичном эскизе углем к картине «Первый немец». На листе изображено, как было в действительности: спиной к зрителям стоит ссутулившийся старик, в дверях —  фашист, с устремленным прямо на нас стеклянным взглядом. Вся сцена — как поединок.

В Исакове начались пожары, болезнь все более обострялась, и художнику пришлось перебраться в Малоярославец. В городе вовсю хозяйничали немцы. Спешно укрепляли оборону. Опустевшие улицы с разграбленными магазинами. с беспризорными, большей частью разрушенными домами мирных жителей. были изрыты противотанковыми рвами и окопами. Восточная часть города простреливалась танками и орудиями. Трудно было узнать живописный, раскинувшийся на холмах, утопающий в вишневых садах, любимый художником Малоярославец.

Дом Куликова был занят штабом какой-то немецкой части. Кое-как он поместился с женой в небольшом домике соседа. Болезнь окончательно свалила его с ног, начались кровоизлияния желудка. Вез всякой медицинской помощи метался он на полу в грязной многолюдной избе. Но крепкий организм все-таки поборол болезнь.

От кого-то немцы узнали, что хозяин занятого ими дома, художник, находится по соседству. Немецкий офицер пригласил Куликова в его же собственную мастерскую, достал найденную за диваном не оконченную Куликовым картину «Артиллерия на боевой позиции». Указал на холст:

— Это ваше? Картина нам нравится… Такие картины нам нужны. Мы одерживаем историческую победу. Ленинград пал, скоро возьмем Москву. Все немцы должны знать, какие у нас были сильные враги. Кончайте картину для нас. Мы создадим хорошие условия для работы.

Куликов до боли в скулах сжал зубы. Офицер ждал ответа. Потом повторил еще раз:

— Такие картины нам нужны.

Художник тихо, но твердо проговорил:

— Подождите еще торопиться… Не верю вам. Не торопитесь.. А картину я закончу по договору для Союза художников СССР.

…Афанасий Ефремович дожил до победы. Дождался возвращения с фронта троих сыновей. Картину «Артиллерия на боевых позициях» он закончил и получил за нее Почетный диплом Союза художников СССР

На выставке Афанасия Ефремовича Куликова, которая в прошлом году проходила в Москве, в Выставочном зале Союза художников СССР на улице Горького, рядом с Музеем Революции, было празднично и светло. Светло от необыкновенно жизнерадостного мира его картин. Художник Куликов очень заразительно умел радоваться жизни и удивительно просто и красиво передавал восхищение жизнью в своем творчестве.

Кажется, и сейчас он стоит рядом, плечом к плечу со своими героями, простыми людьми — пахарями, ткачами, косцами, пекарями — на ярмарках и крестьянских сходах, на уборке урожая и колхозном собрании, на праздновании 1 Мая и деревенских гуляньях. Стоит и улыбается нам своей открытой, подкупающей улыбкой, приветствуя восходящий день.

Летописцем эпохи назвал его в отзыве о выставке Леонид Леонов. И действительно, Афанасий Куликов, художник обаятельный, искренний, непосредственный, родившись в конце XIX века, в 1884 году, и дожив почти до середины XX века, до 1949 года, всем многоцветьем своего творчества приветствовал новую эпоху — восшедший с Великой Октябрьской революцией счастливый день своей Родины.

 
Read more: http://babanata.ru/?p=14570#ixzz3PZUFld00

http://babanata.ru/?p=14570

comments powered by HyperComments